Врубель. Ангел
с душой Тамары
|
|
Серафим не похож на поверженного Демона ни в одном из его вариантов, мало общего у него и с другими, более ранними изображениями Демона в иллюстрациях и живописи; может быть, он вызывает воспоминание об «Ангеле с кадилом и со свечой» (1887), но новизна этого образа поразительна - даже на эскизах к «Пророку» серафимы «в сияньи многоцветных крыл» уступают ему глубиной выразительности. Лишь сверкающий венец на голове как-то связывает «Азраила» с «Поверженным» и заставляет предполагать, что это близкий художнику живописный прием, символ царственного величия и красоты. Сначала он украсил бесценным кокошником голову Царевны-Лебедь, по красоте своей равным лермонтовскому образу:
И для тебя с звезды восточной
Сорву венец я золотой;
Возьму с цветов росы полночной;
Его усыплю той росой;
Лучом румяного заката...
Затем - голову «Поверженного» и, наконец, «Азраила»... Все это - венец для самого Врубеля, художника возвышенного и чудесного.
Несомненно, Врубель с детства впитывал метафоры и поэтически-изобразительные образы лермонтовской поэзии, превращая их в свою духовную собственность, свое видение прекрасного. Например: «Под ним Казбек, как грань алмаза, снегами вечными сиял», и «Звонко бегущие ручьи по дну из камней разноцветных», и излюбленный поэтом и художником луч румяного заката...- все эти и другие детали образных выражений, некоторые элементы сюжетных построений нашли свое преломление в живописи и рисунках Врубеля - в цвете, форме, а главное, в очаровании, волшебной красоте и сказочности его образов. Но отсюда совсем не следует, что чем более входил Врубель в творческий мир Лермонтова, тем больше он усваивал себе метод работы поэта, и что он становился все более иллюстратором и духовным двойником поэта. Врубель создал свой ряд романтических образов, родственных демониане лермонтовской поэзии, но совершенно иных, своеобразных, совершенно врубелевских, порожденных общественными настроениями его времени, особенностями исторической и личной судьбы художника, природой его гения.
Демониана Врубеля, поиски им образа своего Демона, занявшие столь значительное место в творческой жизни художника, не могла быть навеяна лишь чтением Лермонтова: «...поэма о "Демоне" только подсказала Врубелю имя того, что уже с детства было знакомо ему самому, что возникло из недр его собственного сердца...».
Как известно, Демон и в творчестве поэта многие годы занимал большое место:
Мой юный ум, бывало, возмущал
Могучий образ; меж иных видений,
Как царь, немой и гордый, он сиял
Такой волшебно сладкой красотой,
Что было страшно... и душа тоскою
Сжималася - и этот дикий бред
Преследовал мой разум много лет.
Лермонтов смог расстаться с этим образом, найдя ему замену в реальном образе прозы, в характере своего современника Печорина; он даже мог иронически проститься с «этим диким бредом» в «Сказке для детей»:
Но я, расставшись с прочими мечтами,
И от него отделался - стихами!
С Врубелем все было иначе - Демон оказался слишком мощным и роковым для художника образом: он встал перед ним в начале творческого пути, преследовал всю остальную жизнь и омрачил ее трагический закат. Румяный луч заката, излюбленный и Лермонтовым в его поэме, Врубель превратил в основу колористических симфоний многих своих картин как живописно-образный символ для выражения обуревавших его чувств. Живописные симфонии Врубеля мы воспринимаем теперь символом красочной гармонией зари нового восхода солнца Розы Мира.
Конец. В начало...
|
